Центр современной практической философии

Законы свободы — это «фундамент» ценностного самоопределения человека

Словосочетание «законы свободы» не привычно для русского языка, и потому кажется каким-то искусственным, так как «закон» и «свобода» обычно мыслятся  россиянами как полные противоположности: закон – это предел, ограничение, даже насилие, а  свобода − беспредельное, неограниченное, вольное. Поэтому философское понятие «закона свободы» нужно разъяснять и обосновывать самым тщательным образом, чтобы преодолеть устоявшийся стереотип их не сочетаемости. А от преодоления этого стереотипа будет зависеть и понимание оснований или «фундамента» ценностного самоопределения человека: будут ли этим «фундаментом» законы свободы или что-то иное, например, религиозные авторитеты или народные обычаи и привычки. В любом случае ценностное самоопределение предполагает ценностный выбор, от которого будет зависеть стратегия человеческой жизни.

Как уже доказал И.Кант в своей «Критике чистого разума», свобода  является особой причинностью, отличной от причинности природы [3]. Если в материальной природе все явления и процессы подчинены пространству и времени, то источник свободы нужно мыслить вне пространства и времени, т.е. в самом человеческом разуме, в спонтанном волеизъявлении человека.

Любая причинность должна иметь свои законы, т.е. общие последовательно повторяющиеся отношения между явлениями. Если законы природы  заданы каждому живому существу помимо его воли, то законы свободы создаются самими людьми, и на протяжении человеческой истории они постоянно переосмысливаются и совершенствуются.

Законы свободы должны упорядочить, организовать человеческое поведение, общение, формы и средства коммуникации, чтобы каждый человек мог стать достойным счастья. Это будет зависеть от самих людей, принимающих и утверждающих эти законы.

Так как свобода разделяется нами на внешнюю и внутреннюю, то мы должны рассмотреть сначала законы внешней свободы, а затем законы внутренней свободы. Прежде всего, речь пойдёт о законах внешней свободы, с помощью которых индивидуальная человеческая воля может найти себе предметное выражение в конкретном пространстве и времени и при этом допустить возможные волеизъявления других индивидов. Законы внешней свободы есть законы права.

Что такое внешняя свобода?  Точное, философско-правовое определение даёт известный российский юрист, правозащитник Сергей Егоров в книге «Аксиоматические основы теории права»: «Внешняя свобода − свобода (способность, возможность) действовать в обществе в соответствии со своей внутренней свободой тем или иным образом, преследуя те или иные цели» [2;31]. Внешняя свобода возможна только в обществе, среди других людей, стремящихся к своим жизненным целям.

Переходя к рассмотрению законов внешней свободы, т.е. необходимых  предписаний, общеобязательных норм человеческого поведения, мы также можем сослаться  на 5 аксиому С.Н. Егорова, согласно которой «Все люди имеют равные права на внешнюю свободу» [2;32]. Пожалуй, эта аксиома, действительно, является основой разумного, справедливого регулирования современной общественной жизни. Конечно, потребовались тысячелетия, чтобы человечество пришло к этой мысли, к пониманию её общечеловеческого значения и основополагающей роли в областях морали, права, политики и религии. После того, как она стала достоянием всего человечества, мы уже не можем от неё отказаться ни под каким предлогом. И это обстоятельство заставляет нас искать справедливую формулу согласования равных прав на внешнюю свободу.

Эта, почти математическая задача, предполагает 6 аксиому Егорова: «Внешняя свобода людей должна быть ограничена». Только при условии ограничения животного произвола каждого человека, можно обеспечить и гарантировать право на личную внешнюю свободу. Без такого ограничения задача согласования равных прав на внешнюю свободу будет не разрешима.

Обратимся к кантовскому всеобщему закону права. Он гласит: «Поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произволения было совместимо со свободой каждого, сообразной со всеобщим законом» [4; 254]. Сравним кантовскую формулировку с 7 аксиомой Егорова: «Внешняя свобода человека может ограничиваться только требованиями обеспечения внешней свободы других людей» [2;37].

Обе формулировки предполагают, что другие люди могут препятствовать моей внешней свободе (у Канта − «свободному произволению»), и тогда у меня есть три варианта поведения:

• я буду с ними воевать, бороться, отстаивая свою свободу;
• я перестану с ними общаться, например, уеду от них в другое место;
• я попытаюсь с ними договориться на взаимовыгодных условиях.

Первый вариант может быть смертельно опасным для всех, а потому от него лучше отказаться, ведь разумные люди не хотят умирать. Второй вариант менее опасен для всех, но он не даёт возможности для взаимовыгодного сотрудничества и порождает недоверие, изоляционизм, догматизм, т.к. без постоянного общения с другими людьми  замедляется, а то и вовсе прекращается процесс совершенствования человека. Отказ от общения может быть лишь временным тактическим приёмом в решении конфликтной ситуации.

Наилучшим способом согласования моей внешней свободы с внешней свободой других людей будет договор, полезный для всех. В основе такого договора должен находиться естественный, прагматический интерес каждого человека − «жить хорошо» и «по-своему». Подтверждение этому мы находим во 2 аксиоме Сергея Егорова «Каждый человек хочет жить хорошо» и вытекающем из неё 1 следствии «Только сам человек решает, что для него хорошо».

Взаимовыгодный договор в свою очередь предполагает, что каждый из его участников действует добровольно, сознавая свою личную выгоду, т.е. реализуя с его помощью свои жизненные цели.

Могут ли разные люди, преследующие разные жизненные цели, между собой договориться? Конечно, могут, если у них есть взаимный интерес друг к другу. Но в то же время, согласно 8 аксиоме С.Егорова, «люди склонны нарушать нормативные границы внешней свободы других людей и своей собственной», из чего следует, что даже добровольно принятые на себя обязательства люди могут не выполнять по самым разным причинам. Склонность к нарушениям правил и договоров  есть не что иное, как проявление произвола, своеволия человека, неограниченного никакими законами. Этот природный эгоизм (абсолютная произвольность) является главным источником человеческой деятельности, тем энергетическим центром, из которого питаются все человеческие желания («то, что хочу»). Но без его ограничения и концентрации энергии на определённых видах деятельности человек не сможет раскрыть свои задатки в сообществе с другими  людьми.

Такое ограничение животного произвола нуждается во внешнем принуждении, на которое человек сам должен дать согласие, чтобы ограничить свои произвольные действия и других людей ради своей же пользы и общего блага. Тогда это принуждение не будет насилием, а будет выражать необходимую форму согласования противоположных человеческих намерений, оно будет относиться к мыслимой общей разумной воле, выраженной во всеобщем законе. Именно об этом говорит Кант в формулировке всеобщего закона права. Без возможности принуждения нельзя представить порядок в обществе, ведь мы знаем о естественной склонности каждого человека нарушать границы внешней свободы, т.е. естественной склонности проявлять насилие, обманывать других и следовать своим животным инстинктам. На протяжении нескольких тысячелетий природа человека не изменилась. Поэтому любое общество нуждается в правопорядке, основанном на возможности принуждения граждан к его поддержанию.

Как известно, длительное время возможность принуждения основывалась на праве сильного, и потому было односторонним. Правители могли принуждать, а большинство только подчинялись. Несправедливость таких отношений очевидна для разумного существа, а следовательно, они  не могут быть добровольными, общепринятыми и устойчивыми. Произвольное насилие одних людей над другими не может не вызвать сопротивления, т.е. обратного насилия.

На каком основании человек сможет добровольно согласиться на возможность внешнего принуждения своей воли, на ограничение своей внешней свободы?

Разум подсказывает − только в том случае, если это принуждение будет взаимным, т.е. равно действующим на всех граждан. Итак, речь будет идти о «законе взаимного принуждения, необходимо согласующегося со свободой каждого, кто руководствуется принципом всеобщей свободы» [4; 256].

Взаимность принуждения предполагает, что мы признаём всякого другого человека свободным, а следовательно, вменяемым существом, и тем самым провозглашаем и поддерживаем принцип «всеобщей свободы». Закон взаимного принуждения требует, во-первых, равенства всех граждан в возможности реализации своей внешней свободы, а, во-вторых, равной ответственности за нарушение границ внешней свободы других людей.

Конкретизацию законов внешней свободы мы можем найти в современном международном праве и законодательствах большинства развитых стран. При этом нужно учитывать, что само содержание этих юридических законов во многом зависит от понимания внутренней свободы и её законов, т.е. законов морали.

Итак, мы переходим к рассмотрению законов внутренней свободы или моральных законов.

Исторически первой формулой морального закона является «золотое правило нравственности», которое,  по словам известного российского философа Абдусалама Гусейнова, появляется в 7-6 веках до н.э. в разных человеческих цивилизациях [1]. Мыслители большинства культур того времени (китайской, индийской, арабской, европейской, еврейской и др.) сознают необходимость взаимного ограничения человеческого произвола с помощью универсального правила − «не делай другим того, чего не пожелаешь себе». 

Это правило оказывается самоочевидной истиной или аксиомой морального опыта для самых разных людей. Её самоочевидность обнаруживается  вместе с распадом  родоплеменных отношений аграрного общества и формированием городских сообществ и государственных структур управления. Как отмечает академик Гусейнов, золотое правило нравственности содержит стратегию поведения, направленную против таких принципов первобытного общества: 1) против изначального разделения людей на «своих и чужих» и 2) против коллективной ответственности индивидов в рамках родовой общности [1; 2]. Золотое правило требует признания равенства всех людей, которые включены в круг твоего общения, а также предполагает индивидуальную ответственность за совершаемые поступки. Эти новые моральные понятия вытесняли частные, родовые представления о правилах  и нормах общественной жизни, противопоставляя  им общечеловеческие нормы культуры.

В золотом правиле нравственности также содержится признание человека главной причиной собственных поступков, ибо у человека есть власть делать или не делать что-либо в отношении других людей. При этом человек должен допустить, что другие люди, такие как же и он, и они желают того же что и ты, и не желают того же. Опыт непосредственного человеческого общения показывает правильность такого взаимоуподобления людей: люди не хотят  умирать, не хотят испытывать боль и мучения, не хотят болеть и голодать, и напротив, хотят жить счастливо, т.е. жить с удовольствием, хотят быть здоровыми, сытыми и жить по своей воле.

Таким образом, золотое правило является моральной формулой  взаимности, когда ты можешь мысленно поставить себя на место другого и в своём воображении испытать то, что может испытать другой человек.

Вместе с тем необходимо видеть, что золотое правило является именно запрещающей нормой, которая требует «не делать» того, что может быть вредным и опасным для тебя и для других людей. Запрещающий характер этой морального закона имел большое значение для начального этапа становления человеческой цивилизации, когда требовалось прежде всего обуздание человеческой животности, дикости и естественного эгоизма ради интересов каждого и  общества в целом. Но с развитием цивилизации запрещающая норма уже не могла удовлетворить интересы человеческого разума, поэтому не случайно, что ветхозаветные запрещающие заповеди Моисея были дополнены новозаветными заповедями блаженства Иисуса Христа. Христос учит прежде всего тому, что «нужно делать». Он не отказывается от великих запретов Моисея (10 заповедей), он дополняет их утвердительными правилами – заповедями блаженства, которые сводятся к единой заповеди «возлюби ближнего своего»[1].

Мы можем утверждать, что золотое правило нравственности как запрещающая норма выполняет правоохранительную функцию в жизни общества, так как она защищает права и интересы других людей от моего личного произвола. Но при этом оно не даёт ясного утвердительного ответа на моральный вопрос − «что я должен делать?», а этот вопрос является смыслообразующим, т.е. без ответа на него человек не видит смысла в своих действиях.

Именно поэтому в XVIII веке немецкий философ Иммануил Кант подверг критике золотое правило нравственности как недостаточную формулу  морального закона. По мнению Канта, золотое правило не отвечает на вопрос − «почему человек должен быть нравственным?» и что он собственно «должен делать?», чтобы быть нравственным существом.

Конечно, предполагается, что с самого раннего детства человек учится основным моральным понятиям и правилам: что нужно делать и чего делать нельзя. Ответственность за это начальное моральное воспитание ложится на родителей и ближайшее окружение, но во взрослой жизни человеку важно самому понять, разобраться со своими моральными понятиями и принципами, самому убедиться в их правильности. Поэтому кантовский вопрос «что я должен делать?» имеет отношение прежде всего к каждому самостоятельному разумному человеку, который хочет быть уверенным в своей правоте. Для этого нужны убедительные доводы разума.

Кант понимает, что разумный человек не может найти твёрдую нравственную опору ни в привычном социальном опыте, ни в природных закономерностях, ни в боге, так как для его собственного разума и воли все эти инстанции будут сомнительными, внешними и, в конечном счете, не убедительными.

Если мы хотим найти всеобщий закон морали, то он должен корениться в разуме и в воле каждого человека и ясно отвечать на вопрос «что я должен делать?». С требованиями этого закона человек должен согласиться добровольно, а не по внешнему принуждению. Это возможно только в том случае, если сам человек предпишет себе закон. Только при таком самозаконодательстве  человек будет уверен в правильности своего морального решения (будет понимать это своим разумом), а потому его воля будет тверда в исполнении принятого решения.

Возможность морального самозаконодательства  разума является величайшим проявлением человеческой свободы. Но каким образом моя воля может претендовать на то, чтобы быть волей каждого разумного существа? Каким должен быть моральный закон, чтобы быть всеобщим законом свободы? Эти вопросы подводят нас к понятию категорического императива или безусловного повеления, с которым мог бы согласиться каждый здравомыслящий человек и признать его требование справедливым. То, что категорический императив может быть всеобщим моральным законом − необходимо доказать.

Кант предпринимает такое доказательство в сочинении «Основоположение к метафизике нравов», написанном в 1785 году. Мы не будем сейчас воспроизводить всю кантовскую логику этого доказательства, так как об этом уже много написано специальной философской литературы [7]. Нам  важно увидеть суть кантовского обоснования, т.е. понять те основания, аргументы, которые убеждают во всеобщей справедливости морального закона.

Категорический императив предназначен быть пробным камнем, т.е высшим судьёй для всех человеческих намерений и уже совершённых поступков. Как закон он призван проверять моральные качества правил поведения  или максим конкретного человека. Критерием оценки будет универсализуемость принятого человеком правила (максимы), т.е. процедура в ходе которой сам человек проверяет своё моральное правило на себе: проводит мысленный эксперимент − «если бы его собственная воля обратилась на него в качестве обобщенной, универсализированной, узаконенной» [6]. Такой эксперимент предполагает, что я сам должен дать разрешение другим людям поступать со мной так, как я поступаю или хочу поступить.

Кант настаивает на том, что моральный человек должен прежде всего судить самого себя, свои личные (субъективные) правила поведения или максимы с точки зрения мирового судьи, т.е. от имени всего человечества. Чтобы судить себя от имени всего человечества, нужно представить себя законодателем всего человечества и превратить свою максиму во всеобщий закон. Пожалуй, это колоссальная ответственность − дать закон поведения каждому человеку, и одновременно величайшее могущество, свобода − самому писать законы, обязательные для всех людей.

Такой мировой масштаб мышления свободы и ответственности раздвигает границы любого эгоизма и себялюбия, и делает человека творцом собственного морального мира, в котором сам человек будет вместе со всеми другими людьми подчиняться собственным законам. Прямо скажем, эксперимент не для слабонервных, и не для слабоумных, ведь мировым законодателем должен быть решительный и умный человек, готовый здраво оценить возможные последствия своего законотворчества.

Категорический императив гласит: «Поступай только по такой максиме, относительно которой ты в то же время можешь желать, чтобы она была всеобщим законом» [5; 143].

Эта основная формула морального закона, по словам известного российского философа Эриха Соловьёва, предполагает, что при проверке максимы своего поступка мы должны ответить на два главных вопроса:

1) «годится ли в принципе правило моего поступка для того, чтобы служить одним из оснований (целостности) человеческого сообщества?»

2) «согласен ли я сам жить в обществе, где это правило обрело бы силу закона, охраняемого государством?» [6;77].

Приведём конкретный пример. Родители хотят счастья своему взрослому сыну и считают своим моральным долгом отговорить его от женитьбы на женщине, которую он любит, но которая не нравится им. Родители настаивают на своей правоте, так как у них большой жизненный опыт. Взрослый сын настаивает на своём решении жениться на любимой женщине. У родителей возникает затруднительная моральная ситуация: продолжать своё противодействие сыну или принять его решение и смириться с ним?

Попробуем провести универсализацию максимы родителей: сын всегда должен слушаться мнения своих родителей при выборе своей будущей супруги.  В результате универсализации этого правила получается следующий вывод: каждый сын, не зависимо от возраста, должен всегда следовать мнению своих родителей при выборе будущей супруги.

Итак, как должны будут ответить родители на два вышеприведённых вопроса. Во-первых, может ли их требование сыновнего послушания в выборе будущей супруги быть основанием всего человеческого сообщества? Это значит, что без согласия родителей ни один сын не имел бы права жениться. Во-вторых, согласны ли сами родители жить в обществе, в котором выбор невесты всегда зависит от воли родителей жениха? Получается, что решение родителей всегда будет решающим, и с этим решением взрослый сын должен будет смириться, и как следствие, жениться на угодной родителям, но не любимой женщине, или вовсе остаться свободным холостяком.

Конечно, родители могут настойчиво принять свою максиму в качестве всеобщего закона, но они должны учесть все возможные последствия такого закона. Не будет ли такой закон насилием над волей каждого взрослого мужчины, решившего вступить в брак с любимой женщиной без согласия родителей? Не заставит ли этот закон жить в браке с нелюбимыми женщинами? И не увеличит ли он число одиноких холостяков?

Даже беглый обзор такого всеобщего закона показывает его несостоятельность в качестве надёжного регулятора общественных отношений. Но даже если родители решаться настаивать на правильности этого закона, то тем самым они узаконят своё насилие, а родительское насилие в отношении совершеннолетнего человека не может считаться морально приемлемым. Известная литературная фраза Тараса Бульбы «Я тебя породил, я тебя и убью!» является атрибутом родоплеменной, догражданской жизни, основанной на безусловном авторитете и насилии старших и вышестоящих. При таком насилии нельзя говорить о свободе всех совершеннолетних людей.

Против такого рода насилия Кант выдвигает ещё одну формулировку категорического императива: «Поступай так, чтобы ты никогда не относился к человечеству, как в твоём лице, так и в лице всякого другого, только как к средству, но всегда в то же время и как к цели» [5;169]. В этической литературе эта формулировка получила название «формулы персональности».

Кант был убеждён в том, что каждый разумный человек обладает свободой воли как своим неотъемлемым атрибутом, а потому всё, что человек делает не по своей воле, без своего согласия будет внешним насилием по отношению к его личности. Крайней формой такого насилия будет рабство. Поэтому родительская опека над взрослыми детьми может быть рассмотрена как разновидность насилия.

Так применяя вторую формулу категорического императива к данной ситуации с женитьбой сына, мы можем сделать вывод, что взрослый сын оказывается «средством» реализации родительских интересов, так как они решают за него, что сделает его наиболее счастливым. Они лишают возможности взрослого человека сделать собственный жизненный выбор, т.е. превращают его в несвободное и безответственное существо. А если он действительно послушает родителей и откажется от любимой женщины, то затем может не найти другой любви и будет всю оставшуюся жизнь винить родителей в насилии,  а себя в слабоволии. Хотя может быть родительское наставление и окажется правильным, и сын не будет торопиться со свадьбой и лучше узнает свою невесту, и сам откажется от неё. Но это будет уже его личный выбор, за который он будет отвечать сам.

Таким образом, категорический императив также как и золотое правило нравственности прежде всего содержит в себе запрещающие нормы, которые должны ограничить животный произвол всех действующих лиц и вместе с тем защитить свободу воли каждого лица. Совместить это ограничение воли и свободу воли возможно только по всеобщему закону. Для этого Кант применяет третью формулу категорического императива, которую также называют «формулой автономии». Она гласит: ««поступай по такой максиме, которая в то же время содержит в себе свою собственную всеобщую значимость для каждого разумного существа» [5;197].

В этой формулировке Кант подчёркивает важнейшее значение собственного выбора человека той максимы поведения, которая будет ограничивать произвольность этого выбора в соответствии с интересами всех других людей. Ведь каждый другой человек должен рассматриваться мною как обладающий свободой воли, и если я в качестве морального законодателя предписываю другим законы поведения, то должен принимать во внимание возможность согласования своего частного интереса с интересами всех других людей. Это требует добровольного самоограничения своих желаний, направленных на свободу других лиц.

Так в нашем случае, родителям естественно хотелось бы, чтобы сын всегда слушался их и считался с их родительским мнением, но если это желание не согласуется с личным интересом взрослого сына, то оно нарушает границы его свободы воли и становится деспотизмом. А раз нет взаимного согласия интересов, то и нет всеобщей значимости правила. Такое естественное родительское желание не может стать всеобщим законом.

Подводя итог нашему краткому рассмотрению категорического императива, мы можем зафиксировать тройную процедуру моральной проверки максимы поступка. Во-первых, максима проверяется на её формальную всеобщность (по первой формуле − может ли она быть всеобщим законом?), во-вторых, она проверяется по её целеполаганию (по второй формуле − не используется ли человек только как средство?), и, в-третьих, испытывается причинная составляющая (по третьей формуле − даёт ли своё согласие  человек на общезначимый закон?).

В ходе такого обстоятельного испытания максима поступка либо признаётся общезначимой, а следовательно, соответствующей моральному закону, либо нет. Если человек убедился в том, что его максима моральна, то он с полным правом может отстаивать её несмотря ни на какие преграды и возражения: его разум и воля будут находиться в твёрдом единстве.

Действие морального закона, говорит Кант, мы обнаруживаем с самих себе, когда испытываем чувство «уважения» к закону, который мы сами наложили на себя и который является следствием нашей воли. «Когда я непосредственно познаю нечто как закон для себя, я познаю это с уважением, которое означает просто сознание подчинения моей воли закону, без посредства других влияний на мое чувство.  Непосредственное определение воли законом и сознание этого определения называется уважением, так что последнее рассматривается как действие закона на субъект, а не как причина, порождающая закон.  Уважение есть, собственно, представление о ценности, которая заставляет меня поступаться себялюбием» [5;83].

Какой закон мы можем «уважать», во-первых, не принимая во внимание его материальных последствий, а во-вторых, так, чтобы воля могла считаться доброй без всякого ограничения?   Таким законом может быть, по Канту, только «всеобщая законосообразность действий вообще», согласно которой я не должен никогда поступать иначе, «как только по такой максиме, относительно которой я мог бы также желать, чтобы она стала всеобщим законом». При этом необходимо исключить из такого закона всякое эмпирическое содержание, которое могло бы привнести природное принуждение в нашу волю, чтобы придать ему чисто формальный характер самопринуждения.

Именно самопринуждение будет тем необходимым атрибутом морального закона человеческой свободы, который отличает его от законов природы, принуждающих нас действовать определённым образом помимо нашей воли. Принуждая самого себя по собственному усмотрению к всеобщему способу поведения, человек обретает самовластие, становится господином самому себе. Это та самая автономия воли, которая порождается самозаконодательством человеческого разума и выводит человека из природного мира сплошной необходимости и несвободы.

Итак, свободный человек действует по своей воле, имея перед собой понятие закона (внешнего и внутреннего), которое будет направлять и контролировать само волеизъявление. А так как действия человека всегда целесообразны, то свобода будет выступать в качестве средства для достижения человеческих целей. Главной, обобщающей целью и ценностью человеческой жизни всегда было и будет − счастье.

 

Список литературы:

1. Гусейнов А.А. Золотое правило нравственности // Режим доступа http://www.ethicscenter.ru/ed/school3/materials/guseinov_gr.html
2. Егоров С.Н. Аксиоматические основы теории права. С.-Пб. 2001. Режим доступа / http://www.statut.spb.ru/axiom/p3.html
3. Кант И. Критика чистого разума // Сочинения: В 8-ми т. Т. 3. М., 1994.
4. Кант И. Метафизика нравов // Сочинения. В 8-ми т. Т. 6. М., 1994.
5. Кант И. Основоположение к метафизике нравов // Сочинения на немецком и русском языках в 4-т. Т.3. М., 1997.
6. Соловьев Э.Ю.Категорический императив морали и права. М., 2005.
7. Судаков А.К. Абсолютная нравственность: этика автономии и безусловный закон. М.: «Эдиториал УРСС», 1998. а также зарубежные исследования: Beck L.W. Kants “Kritik der praktischen Vernunft”. München, 1974., Kaulbach F. Jmmanuel Kants “Grundlegung zur Metaphusik der Sitten”: Jnterpretation u Kommentar. – Darmstadt: Wiss. Buchges, 1988., Prauss G. Kant über Freiheit als Autonomie. – Frankfurt a.M.: Klostermann, 1983., Fleischer M. Das Problem der Begründung des kategorischen Imperativs bei Kant. S. 387-404., Hehrich D. Der Begriff der sittlichen Einsicht und Kants Lehre vom Faktum der Vernunft. In: Kant. Zur Deutung seiner Theorie von Erkennen und Handeln. Hrsg. von G. Prauss. Köln, 1973.,

 

[1] Стоит обратить внимание на то, что новозаветная формулировка золотого правила нравственности является уже по своей форме позитивным утверждением «Итак, во всем как хотите, чтобы с Вами поступали люди, так поступайте и Вы с ними, ибо в этом закон и пророки» (Мф, 7,2), хотя сохраняет отголосок прежней запрещающей формулировки.

3 комментария по вопросу "Законы свободы — это «фундамент» ценностного самоопределения человека"

1. 15.01.2016 в 00:30

   @UMNIK пишет:

   Вообще то Кант уже устарел. И так абстрактно всё и заумно. Может стоит начать с рождения ребёнка и формирования его личности в коллективной иерархии. Семья,двор, производственный коллектив, малая родина, большая родина, народ. Человек отрабатывает прежде всего свою биологическую программу, встроившись в экономическую систему. И правила корпоративной этики первичны. Общество может формировать реваншистский режим с синдромом жертвы, общество может существовать в режиме коллапсирующего сообщества, где уровень социальной конкуренции запределен и выживает сильнейший. Мораль и нравственность быстро проституируют в нужном направлении. Наши 90 с первоначальным накоплением. Всё разумное, вечное, доброе мгновенно испарилось. Это и есть правда жизни.

   Войдите, чтобы ответить
2. 15.01.2016 в 12:37

   @admin пишет:

   Социал-дарвинизм действительно устарел, и доказал свою бесчеловечность, а до Канта мы еще только начинаем дорастать. Нужны умственные усилия, конечно, трудно, зато как интересно и полезно. И не зачем будет потом ругать всех

   Войдите, чтобы ответить
3. 16.01.2016 в 18:27

   @UMNIK пишет:

   Я хотел немного о другом. То есть, мораль и нравственность явление социальное и этническое. И очень быстро видоизменяется в ответ на исторические вызовы. Мобилизационные ответы в любом случае перестраивают социум жестоко и деспотично.Но это адекватный ответ. Деспотизм не бывает просто так. Такой режим системное мероприятие. Он не возникает по прихоти неадекватного правителя. Это естественная реакция, обусловленная нашей биологической эволюцией. А вот демократия другое дело. Это продукт уже экономической эволюции и используется в условиях не предусмотренных нашей биологией. Возникает дисбаланс.

   Войдите, чтобы ответить