Центр современной практической философии

Новейшее Средневековье или о страхе перед автономной моралью (митрополит Кирилл и Кант)

После двадцати лет разрушения в России государственной экономической монополии и соответственно советской идеологии, определяющей взаимоотношения власти и массового сознания, начался  вполне закономерный  процесс переоценки моральных понятий и принципов конкретных индивидов, лиц.  В ходе этого процесса люди начали самостоятельно выстраивать свои отношения с другими согражданами, публично высказывать и отстаивать свои убеждения, верования и ценностные приоритеты в жизни, при этом, не минуемо сталкиваясь с противоположными позициями и мнениями.  В условиях отсутствия   государственной идеологии этот процесс приобретает большое значение для жизни всего общества, особенно для тех общественных организаций, которые традиционно формировали моральное сознание россиян – это церковь и школа.

Вступление России  на путь современного буржуазно-демократического развития означает признание тех норм и правил, по которым функционирует мировая рыночная система  или глобальный капитализм. Это, прежде всего, нормы международного права, гарантирующие сохранность частной  собственности  и  соблюдение прав и свобод человека.  Западная цивилизация уже давно признала и законодательно утвердила приоритет личности в общественной жизни, который основан на культивировании  экономической и моральной автономии человека, т. е. на его самостоятельном выборе способа существования.  Такая самостоятельность в кантовской философии получила название «совершеннолетия». «Совершеннолетним», по Канту, будет тот человек, который одновременно является  «гражданином»,    «подданным»   и     «самостоятельной личностью».

Основным принципом международного права является моральная автономия личности или признание за взрослым человеком нравственного совершеннолетия, его способности по-своему выстраивать свою жизнь, распоряжаться своими силами и собственностью.  Однако личные религиозные представления и убеждения человека всегда субъективны и основаны на личном выборе некоторых образцов поведения, традиций и культовых действий, соответствующих определённому вероисповеданию, поэтому они не могут служить универсальными средствами регулирования международных и межличностных отношений.

Когда же та или иная церковь настаивает на универсальном характере своих религиозных ценностей, а точнее, определённых запретов на поведение (на аборты, на азартные игры,  на публичную критику самой себя и др.), то её претензии явно выходят за границы современного понимания прав и свобод человека, чем бы при этом они не прикрывались: заботой о религиозном достоинстве, или спасением души, или повышением рождаемости  в вымирающей стране.  Эти благие цели прикрывают «странные» средства их достижения…

Итак, речь идёт об итогах X Всемирного русского народного собора, а именно о нашумевшем докладе митрополита Смоленского  и Калининградского Кирилла.

Главный вопрос, который он формулирует в своём докладе «Права человека и нравственная ответственность», звучит так: являются ли международные права человека действительно универсальными принципами поведения?  Уже в самом вопросе мы видим намеренное смешение правовых и моральных норм, предназначенных по-разному регулировать поведение современных людей.  На наш взгляд, такое смешение совершается намеренно для того, чтобы подчинить фундаментальные  правовые нормы нравственно-религиозным представлениям той или иной церкви, в данном случае, Православной.

Какова логика рассуждений известного отечественного проповедника?  Она явно славянофильская, согласно которой русская цивилизация в очередной раз противопоставляется западной. Камнем преткновения оказывается понятие «человеческого достоинства», которое рассматривается о. Кириллом в качестве «главного мотива и оправдания существования прав и свобод».  Он утверждает в своем докладе, что «именно для защиты человеческого достоинства формулируются те или иные права и свободы».  В этом утверждении митрополит Смоленский и Калининградский использует терминологию великого кенигсбергского мыслителя – Иммануила Канта. Принципиальное различие между ними состоит в толковании «человеческого достоинства» и в самом понимании права.

Для Канта право предназначено, прежде всего, защитить «моё», т. е.  личную собственность в широком смысле от возможных посягательств со стороны других лиц и самого государства.  При этом «собственность» является основой моего личного бытия в этом материальном мире, и главное − включает в себя и уважение к моей личности со стороны других субъектов.

Для современного православного священника «право» имеет религиозно-нравственное основание, выражающееся в нравственном достоинстве человека, под которым он разумеет «ценность человека в глазах Божиих». Более туманную формулировку трудно  вообразить.  Сразу возникает ряд вопросов: как человек может узнать свою ценность «в глазах Божиих», даже если признавать, что Бог есть и он один для всех верующих?  Каковы универсальные критерии этой оценки или самооценки?

По такому определению нравственного достоинства, речь может идти только о внутренней самооценке, и сам Кирилл говорит  о совести, но тут же делает существенную поправку: «этот голос совести может быть заглушен грехом.  Поэтому человеку в своём нравственном выборе необходимо руководствоваться также внешними критериями, и, прежде всего, заповедями, данными Богом».

Автономная самооценка видится православному священнику чрезмерной, чреватой грехом и непредсказуемым поведением человека.  Тем самым он противопоставляет себя морально-правовой позиции Канта.  Митрополит не решается прямо назвать имя своего всемирно-известного оппонента, заложившего мировоззренческие принципы гуманистической цивилизации, такие как «нравственная автономия человека» и «взаимоограничение свободы действующих субъектов по всеобщему закону». Такая философская позиция объявляется нашим митрополитом «антропоцентрической», «которая потворствует греху и устраняется от задачи способствовать нравственному совершенствованию личности». Теолог не хочет понимать философа, хотя практические цели у них схожи.

Нам вместе стоит подумать над кантовской мыслью о том, что прогресс моральности вовсе не очевиден и скорее всего «количество моральности в человеческой истории остаётся неизменным», реальный прогресс общества может  наблюдаться только в сфере «легальности», т. е. в правовых отношениях, регулируемых с помощью гражданских законов.

Критикуя позицию Канта, митрополит пытается оспорить ключевой тезис о способности человека самостоятельно выбирать для себя благо.  Богослов делает это следующим образом: «Сам по себе человек в состоянии греха не всегда может ясно распознавать, что есть добро, а что есть зло» (выделено мной − А.М.).

Эта мысль отчасти правильная, ибо человек на протяжении всей своей жизни может ошибаться, исправляться, раскаиваться в совершённых поступках, но это не значит, что он вообще не способен к самостоятельному выбору. Так почему священник настаивает на неспособности человека к самоопределению своей воли к добру?

Если признать за человеком автономию морального выбора, то он сам может определять добрые и полезные для себя цели, но они могут не совпадать с церковными нормами. Конечно, это не значит, что мы должны публично одобрять все- эти крайние проявления человеческой свободы (аборты, эвтаназию и др.), но запретить человеку моральное самоопределение никто не имеет права, ибо это сфера морали, т.е. личной свободы.

Другое дело, что учёные и священники должны изучать причины многих социальных и нравственных недугов и содействовать устранению этих объективных причин. Если государству нужны полноценные дети и благополучные семьи, здоровые поколения, то для этого нужно создавать прежде всего соответствующие материальные условия, должна быть «достойная» материальная поддержка материнства и детства, а не унизительные пособия на ребёнка равные 2 евро, пенсии и зарплаты ниже прожиточного минимума.

Из слов митрополита следует, что эти материальные требования в адрес правительства будут проявлением «непослушания» и даже «гордыни», за которыми мерещится чуждый православному духу западный индивидуализм и антропоцентризм.

А, где же живут православные россияне: на небе или на этой бренной земле?! − этот вопрос не обсуждается.

Неутомимый священник продолжает низвергать кантовскую (читай: западную) мораль следующим образом: «античеловеческим становится и то общество, в котором человеческие права становятся инструментом раскрепощения инстинкта, а понятия  добра и зла смешиваются и вытесняются идеей нравственной автономии и плюрализма».

По сути, он  снова предлагает россиянам страх перед Богом или государством в качестве основного мотива морального совершенствования человека. Хотя со времён Канта стало известно, что под действием страха формируется  не истинная (свободная и разумная) религия, а «статуарная» (догматичная) − религия, которая использует наивность и невежество своих верующих для усиления политического могущества.  Может быть, некоторым людям и достаточно испытывать страх перед возможным наказанием, чтобы нравственно совершенствоваться, но как показывает мировая и отечественная  история, этот стимул малоэффективен и порождает ещё более сложные психологические и социально-нравственные проблемы, например, привычку врать, лицемерить, жить двойной жизнью, угодничать перед вышестоящими ради некоторого интереса (личного или общественного), и в конечном счёте, человек превращается в неморальное существо. Таких примеров в России великое множество.

Ещё один «ультра либеральный тезис» не даёт покоя нашему священнику – «права человека превалируют над интересами общества». По его мнению, реализация этого тезиса ведёт к западному «эгоизму и индивидуализму» и разрушает «жертвенную любовь к ближним». Как мы помним, тему жертвенной любви успешно эксплуатировали в России не только церковнослужители, но и сама государственная машина, превращая своих граждан то в пушечное мясо, то в  винтики и колёсики огромной имперской системы, а то и просто в заложников чрезвычайных ситуаций. От такой жертвенности в России устали со времён Льва Толстого.

Принципиально иная жертвенная любовь может быть только по личному решению человека, по его свободной воле, но опять же в рамках правового поля, чтобы она не превращалась  в добродушное насилие над другими.

После того, как «автономная мораль» оказалась почти «свергнутой», митрополит Кирилл приступил к практическим рекомендациям, главная из которых состоит в  разработке «законодательных актов, регулирующих доступ религиозных организаций в общественные структуры образования, социального служения, здравоохранения, армии».  Очень странными кажутся эти стремления православной церкви  войти в систему государства, при этом нарушая статью 14 действующей Конституции, говорящую, что Россия – это светское государство.  Неужели церковь идёт против Конституции, гарантом которой является Президент?

Не менее странной кажется и другая мысль докладчика о разделении территории страны на сферы влияния разных религиозных общин «в той мере и объёме, который соответствует их представительству в обществе». «И самое важное, – по словам митрополита, – в этих сферах категорически должно быть исключено соревнование в миссии…».  Неужели исконно русская церковь боится конкуренции? Наверное, она просто хочет законодательно закрепить за собой преимущественное положение на российском рынке религиозных услуг, ибо монополия, действительно, даёт утешение и уверенность в завтрашнем дне.

В заключение доклада священник заявил о том, что православная церковь должна заниматься правозащитной деятельностью.  Но  от кого Церковь собирается защищать простых верующих граждан? Не от того ли самого огромного бюрократического и коррумпированного государства, от которого  она хочет получить очередные привилегии и поддержку?  Так, чьи и какие права будет защищать РПЦ?  Остаётся непонятным.

Митрополит всё равно уверен в необходимости сотрудничества всех религиозных организаций на глобальном уровне ради выработки  «подлинно универсального понимания прав и достоинства человеческой личности».  Для этого, пожалуй, стоит объединиться всем христианским конфессиям в одну церковь Христову, и показать этим пример взаимопонимания и универсализма моральных ценностей. Конечно, обращение к правам человека демонстрирует современность церкви, её чуткость к изменяющимся условиям жизни, её желание говорить с верующими на  языке жизненно важных интересов и проблем, тем не менее, она должна сторониться политики, чтобы не оказаться у неё под пятой, и не потерять своего назначения – нравственного (бескорыстного) служения обществу.

Комментарии по вопросу "Новейшее Средневековье или о страхе перед автономной моралью (митрополит Кирилл и Кант)"

• Оставьте первый комментарий по данному вопросу