Центр современной практической философии. Проект доктора философских наук Андрея Геннадьевича Мясникова и Пензенского отделения Российского философского общества

Воля к миру: о назначении современной практической философии

Оригинал: http://penza.sd-magazine.ru/rubriki/lektorij1/volya-k-miru-o-naznachenii-sovremennoj-prakticheskoj-filosofii.html

Многие обществоведы утверждают, что наш мир погрузился в новую войну, почти бескровную, в мировую борьбу мировоззрений и ценностей, или, как говорят журналисты, в информационную, гибридную войну.

На обычной войне философам делать нечего, а вот в конфликтах мировоззрений и ценностей мыслители могут быть и настоящими полководцами, и рядовыми «минерами», закладывающими «интеллектуальные мины» разного действия, и «саперами», которые их обезвреживают.

В подобных конфликтах часто используются философские провокации − это вопросы-вызовы, которые встряхивают моральное, религиозное, политическое сознание общества и заставляют задуматься над старыми, привычными понятиями и принципами, побуждают поставить под сомнение их самоочевидность, обоснованность и целесообразность. Например: что такое настоящий патриотизм? Разве свобода − это беспорядок? Цель оправдывает средства? Деньги – это зло?

Для чего же нужны эти провокации?

Во-первых, философские провокации нужны для того, чтобы выяснить позиции противоборствующих сторон, ведь в этих конфликтах нет четкой линии фронта, и многое остается перепутанным, да и просто непонятным. Провокации предназначены для того, чтобы очертить границы мировоззренческих расхождений и увидеть за ними скрытые интересы. Выдающимся примером такой провокации до сих пор остается кантовский категорический запрет на ложь.

Во-вторых, философские сомнения побуждают новые поколения задуматься о ключевых понятиях и жизненных установках, которые им достались по наследству и могут не соответствовать новым условиям жизни. Сомнения пробуждают способность к самостоятельному мышлению и, как следствие, ведут к переоценке ценностей.

В-третьих, «разжигать огонь» идейной борьбы очень полезно для очищения массового сознания, замусоренного наивными суевериями, социальными и религиозными предрассудками. В ходе взаимоочищающего «сожжения» мировоззренческого мусора достигается новое, более открытое состояние общества и возможность диалога разных позиций. Так, каждая сторона сначала расстается с чем-то ненужным, чтобы позаботиться о своем главном, и, в конечном счете, сравнивает свое главное с главным противоборствующей группы. Поясню это на примере давнего спора между так называемыми «западниками» и «славянофилами» в России. Что же главное раскрывается в этой полемике с каждой стороны?

За 200 лет отчетливо раскрылась заинтересованность славянофилов в приоритете государственных интересов над личными, а также в монополии на власть и собственность, и, с другой стороны, приверженность западников к морально-правовой автономии каждой личности и частной собственности. При этом камнем преткновения оказывается вопрос, поставленный Петром Чаадаевым еще в начале XIX столетия: «Что важнее − любовь к истине или любовь к родине?»

Этот вопрос обнажает суть мировоззренческих расхождений западников и славянофилов. Может показаться, что противостояние будет неразрешимым, трагическим конфликтом ценностей, но разум подсказывает, что эти две любви человека должны не противостоять друг другу, а напротив, могут дополнять друг друга. И здесь философ должен поменять свою роль: от провокатора, обнажившего главное, он должен перейти к роли миротворца, примирителя, ибо он действует от имени общечеловеческого разума, нацеленного на общее благо.

Миротворческая роль философии не отменяет ее провокативного назначения, а дополняет его, поэтому, отвечая на вопрос, поставленный П. Чаадаевым, современный философ обязан выбрать истину, так как истина является одинаковой и необходимой для всех, а правда несет в себе оценочный характер и является прежде всего истиной для меня или моим личным убеждением. Именно правда как субъективно-оценочное суждение возмущает и разделяет людей, а истина принимается как необходимая и объединяющая данность. История науки и философии показывает, что истины пробивали себе путь очень непросто, вспомним хотя бы Г. Галилея или Л. Толстого.
Для разума человека важно начинать со своей правды, которая может сначала возмущать других людей. Но конечной целью познания должна быть истина, способная убедить и умиротворить большинство сограждан. Эта сверхзадача философии кому-то может показаться проявлением деспотизма разума, утверждающего общезначимые и необходимые понятия, но в ней заключена идея всеобщей разумности, благодаря которой и сохраняется до сих пор само человечество. Отказавшись от этой идеи всеобщей разумности, мы станем какими-то другими существами…

Возвращаясь к исходному вопросу о назначении современной практической философии, я считаю, что в нынешних условиях информационных противоборств философы должны быть миротворцами, укрепляющими волю к миру, взаимному согласию, открывающими новые горизонты человеческих возможностей.

 

2 комментария по вопросу "Воля к миру: о назначении современной практической философии"

  1. @UMNIK пишет:

    Философ конечно может быть и миротворцем. Но тогда его никто не будет слушать. Если мир изначально биологически поделён на своих и чужих. И всё равно получается так, что наш философ за нас. А их — за них. Вы удивительно упрощённо трактуете разногласия между славянофилами и западниками. Не всё так просто. Всё испортила Крымская война. Такого беспредела от коллективного Запада российская элита не могла себе вообразить. А российское общество навсегда записало самодержавие в своего главного врага. Довести страну, разгромившую Наполеона, до такого беспомощного состояния? Естественно народ не в чём не виноват. Во всём виновата власть. Она и есть главный тормоз прогресса. Славянофильство ничего этому противопоставить не могло. И потерпело полный идеологический крах. Но уже Гоголь показал, что основное зло коррупции укоренилось на местах. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. В провинции кормление, кумовство, круговая порука. Не берущий взятки чиновник — белая ворона и общественный изгой. Повязаны все ветви власти, начиная с губернатора. И так было везде. Во всех регионах. Как в таких условиях центральная власть боролась с коррупцией? Как могла, так и боролась. По крайней мере пыталась. Николай I учредил корпус жандармов. Всё было бесполезно. П. Чаадаев был романтиком. Он тоже мыслил системно. И понимал, что устранение российского варварства возможно только после всего переформатирования и экономики, и политической системы. Естественно Запад был образцом. Как достичь до этого образца? Для последующих поколений философов ответ был ясен. Через революцию. С того времени мы их пережили несколько, и всё без толку. Воз и ныне там. Ну если революции у нас ничего принципиально не меняют, то что делать то? Что делать? Рецепт Чернышевского для вашего либерального мировоззрения смерти подобен. А какой рецепт могут предложить либералы? Какой рецепт предлагают славянофилы я знаю. Да это не рецепт. Это наша историческая колея. А вот что могут либералы? Каким ещё миротворчеством они хотят заняться. Кого замирить?

  2. @admin пишет:

    Распад империи — это объективный процесс демократизации общественной жизни, необходимое условие для активизации гражданского общества и местного бизнеса. Частный интерес, как известно,движет историй.

Добавить комментарий