Оригинал: http://credonew.ru/content/view/906/62/
При анализе раннего творчества Н.В.Гоголя, а именно цикла украинских повестей, мало кто из исследователей обращал внимание на проблему трансформации родового сознания. Обычно исследователи говорят о «романтической» тенденции в раннем творчестве писателя, о его «карнавальной» культуре, о художественной переработке украинской этнической культуры, при этом упуская из виду эволюцию родового морального сознания. Понятия совести и правды являются важнейшими мировоззренческими и моральными понятия, которые мы рассмотрим в контексте структуры родового сознания, ярко и содержательно представленном в гоголевских «Вечерах».
Уже в первой повести «Сорочинская ярмарка» Гоголь удивительно тонко и чувственно передаёт красоту украинского лета, его огромную любовную, сексуальную энергию, полноту его сладострастия и неги. Летняя жара заряжена чувственной любовью, и эта природная энергия захватывает людей, вовлекает в общую истому, наполняет любовными желаниями. Сила полового влечения так велика, так могущественна, что даже священник (лицо духовного звания) не может сдержать его, увлечённый женским соблазном. А женская − девичья красота способна довести молодцев-парубков почти до потери рассудка, до того, чтобы отдать «все свое хозяйство» (Грицко) за поцелуй красотки.
Рядом с этой искушающей природной красотой притаилась нечистая сила, представленная в образах «черта», «дьявола», «ведьмы». Почему? Да потому, что сильные сексуальные желания, искушения, соблазны имеют негативную оценку в христианском нравственно-религиозном сознании. Коллективный рассудок осуждает их, запрещает, так как видит в них источник зла, разрушения общественных устоев и самой личности (морального самосознания). Ограничение сексуальности является необходимым и для общества, и для личности.
«Совесть» предстаёт у Гоголя и вообще в русском традиционном языковом сознании как «совместное знание», «совместное мнение», общая внешняя оценка человеческих намерений и поступков. Для родового сознания характерно то, что голос совести идёт свыше (от Бога, других авторитетов), к тому же он часто иррационален [1].
Суждения совести имеют в «Вечерах» внешний, традиционный (родовой) характер. Оценивается − осуждается прежде всего иррациональная сторона человеческой жизни, т.е. страсти (сексуальные влечения, агрессия и властолюбие), которая предстаёт в гоголевском мифотворчестве. Мифотворчество в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» − это не просто вымысел, сказка или романтическая идеализация украинской хуторской жизни. Это гениальное художественное изображение архетипических начал украинской и в целом южно-славянской родовой жизни. Гоголь показывает состояние конфликта родовой жизни и родового сознания с пробуждающимся индивидуальным самосознанием новой буржуазной эпохи. Это конфликт (антиномия – по кантовски) с пробуждающейся личной совестью, божественным законом внутри человека.
Например, в повести «Ночь перед Рождеством» страстная неразделённая любовь чуть было не заставила кузнеца Вакулу (родовитого парубка) утопиться («Но боже ты мой, отчего она так чертовски хороша? Ее взгляд, и речи, и все, ну вот так и жжет, так и жжет… Нет, невмочь уже пересилить себя! Пора положить конец всему: пропадай душа, пойду утоплюсь в проруби. И поминай как звали!»). И только силой своего рассудка он смог преодолеть любовное наваждение (своё бессилие перед страстью) и одумавшись, отказался от самоубийства.
В повести «Вечер накануне Ивана Купала» любовное влечение молодого парубка Петруся (безродного — оборванца) заставляет пойти на убийство родного шестилетнего брата любимой девушки. Вроде бы под воздействием нечистой силы, но из-за страстной любви совершается страшное преступление. После убийства он становится беспамятным, а затем внутренние мучения доводят его до бешенства и безумия. Внешний голос коллективной совести правдив: «От черта не будет добра, − поговаривали все в один голос. − Откуда, как не от искусителя люда православного, пришло к нему богатство? Где ему было взять такую кучу золота?».
Или следующая повесть − «Майская ночь». В девушку влюбляются и молодой парубок, и его пожилой, давно овдовевший отец. Отец (сельский голова) − хитрый и бессовестный: часто делает вид, что ничего не слышит, когда его уличают в обмане или других проступках («Вот ей-богу ничего не слышу!»), при этом каждый раз клянётся богом.
За такими нечестными людьми нужен постоянный «пригляд», как за малолетними детьми, чтобы они не натворили чего плохого по своему неразумию. Таким приглядом в повести оказывается своячница головы − воплощённая родовая совесть («− Я знаю твой умысел: ты хотел, ты рад был случаю сжечь меня, чтобы свободнее было волочиться за дивчатами, чтобы некому было видеть, как дурачится седой дед»), но которая также способна заблуждаться и попадать в неприятные истории.
Даже божий «пригляд» − лики святых, смотрящие с икон, их упрекающий взгляд, не всегда останавливают от прегрешений. Ведь можно шторочку на иконке задвинуть и забыть на время о божьем суде.
Таким образом, внешний «пригляд» (народный и божий) предназначены устрашить потенциального грешника, заставить его отступить от греховных намерений под страхом будущего публичного осуждения («позора») и под страхом божьей кары. По сути, внешний пригляд является начальной формой правового регулирования общественных отношений, той формой, которая затрагивает именно внешнюю сторону человеческого общения, непосредственное психо-физическое столкновение заинтересованных лиц.
Коллективная совесть озабочена постоянным воспроизведением общепринятых моделей поведения посредством подражания «дедам», героям, богу. Это подражание-уподобление является основным способом воспитания и опеки за членами рода. Примером тому может служить советский «пригляд» за народом со стороны КПСС, которая пыталась быть «умом, честью и совестью нашей эпохи». Опять же в качестве главного мотива принуждения использовался страх перед публичным осуждением и наказанием. Как только контроль и опасность наказания ослабевали − исчезал и страх, а вместе с ним и мотивация к порядку и добру: начинался разгул страстей и морально-правовой беспредел. За «несовершеннолетними» людьми, действительно, нужен постоянный «пригляд», чтобы уберечь их от многих опасностей, но при этом есть другая опасность − навсегда оставить людей в незрелом состоянии.
Передаётся ли совесть по наследству? Гоголь отвечает: − Нет, не передаётся, и приводит много ярких примеров.
У кузнеца Вакулы (богобоязненного, сильного, упрямого парубка) мать − ведьма; у Катерины (любящей, верной жены из повести «Страшная месть») отец − дьявол; у Левко из «Майской ночи» (смелого, доброго парубка) отец с похотливым, нечистым духом.
При этом Гоголь очень тонко высмеивает повсеместный обман (особенно у жидов, шинкующих на ярмарках, у цыган, т.е. − инородцев), двуличие, супружескую неверность, искусно прикрываемую игрой и шалостями. Даже священники (и в «Сорочинской ярмарке», и в «Ночи перед Рождеством») не могут сдержать своей естественной похотливости.
− Люди слабые существа: похотливые, корыстные, лживые, завистливые, а потому нечистая сила всегда рядом с ними. Как тут не чертыхнутья!
Родовая совесть тоже может ослабевать, притупляться или затуманиваться, а то и вовсе разлагаться. Отсюда берутся «выродки», «безродные» и другие «ироды», не признающие традиционных родовых ценностей или имеющие свои собственные правила и нормы жизни.
Разложение родового сознания ведёт к атомизации (индивидуализации) общественной жизни, которая почти не возможна в сельской жизни, а в условиях больших городов становится обычным способом существования. Этому будет посвящён петербургский цикл повестей великого писателя.
«Веселость и искренность» являются главными проявлениями человеческой моральности, они выражают мажорное настроение духа, подъём всех жизненных сил для созидания и следования законам добра. В этом настроении хочется петь, общаться с разными людьми, радоваться жизни и желать всем добра. Поэтому многие гоголевские герои нередко взбадривают себя спиртными напитками, чтобы разогнать кровь и приоткрыться другим людям.
Указанным положительным качествам человека противостоят самые страшные пороки − уныние и обман (лживость), которые, напротив, выражают минорное настроение, упадок моральных сил и главное нацеливают человека на сугубо корыстное использование других людей ради собственной выгоды, корысти. В «Вечерах» носителями обмана являются «черт», «дьявол», «ведьма». Каким бы домашним, глуповатым не был «черт», его хитрость не может быть безвредной, ибо в ней скрыта злая сила, противостоящая правде, искренности, свету божьему, красоте и любви.
В ночной темноте рождается уныние, оно усиливается коварством и себялюбивыми желаниями легкого и быстрого богатства, славы и почета, большой власти над другими людьми. Скрытность и обман не любят ясного, солнечного света, т.к. он может оказаться разоблачительным, может лишить их тайной силы. Открытость, публичность, смех наводят кошмарный страх на различных плутов и обманщиков, а потому любая нечистая сила пропадает с первыми петухами, знаменующими восход Солнца.
В то же время именно «веселость» открывает человеку путь к истине и добру. После исследований М.М.Бахтина все современные комментаторы гоголевских «Вечеров» говорят о так называемом «карнавальном смехе», который захватывает сознание и тело народа, сотрясает его, очищает до слез. Этот смех способен разоблачить любого плута и прохвоста, зазнайку и дурня. Особенно важно посмеяться над самим собой, увидеть себя со стороны, с точки зрения других людей. Значит, выйти из своего природного эгоцентризма и расширить горизонт своего мышления. А значит, и победить свои естественные страхи. Для этого необходимы − ум и смелость [2].
Итак, ключевая оппозиция «веселость и искренность»/«уныние и обман» наглядно показывает борьбу в человеке, говоря кантовским языком, принципов добра и зла. Уйти или убежать от этой борьбы не возможно, как не может человек убежать от самого себя, хотя на некоторое время может забыться с помощью вина, опиума или азартной игры. Остаётся только принять эту борьбу, а для этого необходимо мужество, храбрость. Как только человек начинает трусить, например, сомневаться в своих силах, обращать чрезмерное внимание на свои слабости или слабости других, то считай − он попался… проиграл сражение принципу зла.
Реконструкция этапов развития морального сознания, по Гоголю:
Первый этап. В гоголевских «Вечерах» представлен переход от родовой, коллективной совести («внешнего пригляда») к отдельной совести − это переход (подчас трагическая ломка) от коллективной ответственности («поруки», т.е. личной безответственности) к индивидуальному самосознанию и индивидуальной ответственности. При этом отделившееся сознание (отчуждённое от родовой совести) может оказаться лишь пустой формой, которую можно наполнить самым разным содержанием − идеями, понятиями, установками и т.д. Это ещё «мягкая форма», открытая разным влияниям.
Без постоянного внешнего пригляда она «растопырена во все стороны», впитывает и пробует всё иное, всё интересное и новое, особенно ранее запретное. Поэтому на такую «мягкую форму» могут повлиять «инородцы», «чужаки» и сформировать другое сознание, другую совесть. Особенно податливыми к чужим влияниям оказываются «безродные» молодые люди, у которых ослаблен голос родовой совести. Наглядным примером может служить г-н Ихарев из пьесы «Игроки», выбравший для себя следующую максиму поведения: «Я смотрю на жизнь совершенно с другой точки. Этак прожить, как дурак проживет, это не шутка, вот прожить с тонкостью, с искусством, обмануть всех и не быть обманутому самому − вот настоящая задача и цель». (ЯВЛЕНИЕ XXIII) Гоголь сразу же разоблачает эту фиктивную задачу, превращая самого наихитрейшего игрока в обманутого ещё более хитроумными дельцами.
Второй этап. Переход от отдельного сознания к общественному, гражданскому умонастроению, т.е. к городским нравам, привычкам, новым трудовым и бытовым условиям. Гоголь призывает к универсализации добрых, христианских нравов, идеально представленных в образе Христа. С точки зрения этого морального идеала в России всюду наличествуют − «мертвые души», игнорирующие божественные заповеди. Потому что многие «мягкие формы» индивидуального сознания попали под жёсткий пресс государственно-административной и крепостной системы, которая сделала из них «коробки», «футляры», «толоконные лбы» − сформировала догматическое мышление: послушное и готовое исполнить любой приказ вышестоящего начальства и трепещущее перед ним. Отсюда − робость, кротость, беспрекословность и постоянный страх лишиться доходного места как характерные признаки общественного умонастроения. Попытка Гоголя выйти к морально-правовому регулированию общественных отношений через церковное сознание осталась утопией, так как несамостоятельное сознание не способно к подлинно моральному служению Богу и человечеству.
Третий этап. Переход к морально-правовому персонализму означает переход к личной ответственности за свою жизнь, за свои поступки и свои проекты. Гоголь писал перед смертью: «Подумайте не о мертвых душах, а о своей живой душе, да и с богом на другую дорогу!».
В жизни много дорог, поэтому каждый выбирает свой неповторимый жизненный путь. Пусть другие идут своей дорогой, а ты иди своей, ведь это твоя жизнь. Так, формируется индивидуальная, личная совесть и самостоятельное мышление, способное к творчеству, риску и созиданию нового, при этом сознающее личную ответственность за совершаемые поступки.
Заключение. Переход от родового (традиционного) сознания к автономному может быть продолжительным и прерывистым процессом, например, если в обществе не развивается экономическая самостоятельность, конкуренция и не утверждаются демократические ценности. Сам Гоголь резко выступал против политического и духовного патернализма, основанного на догматичном назидании вышестоящих чиновников и абсолютной покорности «народа». Такой патернализм препятствует развитию личного сознания, он порабощает личную совесть человека и приучает к повсеместному обману и имитации добропорядочности. Гоголевский разоблачительный пафос очень созвучен с кантовским философским критицизмом. Эта тема заслуживает особого внимания.
Литература
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.